От Первой мировой до Великой Отечественной: медицина начала XX века

Mos.ru предлагает снова заглянуть в Музей истории медицины (Большая Пироговская улица, дом 2, строение 3). На этот раз — чтобы вспомнить, как развивались наука и практика лечения в первой половине XX века.

Почётная «заурядность» и фронтовые сувениры Первой мировой

На одной из витрин Зала славы музея можно увидеть нагрудный знак с надписью «З.В.». Она означает «зауряд-врач» — так называли досрочных выпускников медицинских факультетов, которым предстояло служить на фронте во время Первой мировой войны. Решение сделать врачами студентов-старшекурсников было вынужденным: России не хватало дипломированных специалистов, чтобы справиться с огромным потоком раненых. Предполагалось, что по окончании войны зауряд-врачи продолжат образование, но лишь немногие смогли вернуться к учёбе.

На фронте медики сталкивались с множеством проблем — например, операции осложнялись отсутствием хлороформа. Основным производителем самого распространённого в то время препарата для наркоза была Германия, и в начале войны поставки, разумеется, прекратились. Решил эту задачу профессор-биохимик Борис Ильич Збарский (1885–1954), будущий директор лаборатории при Мавзолее Ленина. В 1915 году он разработал методику промышленного выпуска хлороформа, а затем руководил химическими заводами Саввы Морозова на Урале, чтобы наладить производство. О победе над болью напоминают скромные экспонаты: походная наркозная маска и флакон, в котором хранилось средство.

Зато соседний стенд сразу привлекает внимание походным сервизом, который солдаты-умельцы сделали из разнокалиберных снарядных гильз. Зауряд-врачи, которым посчастливилось выжить, могли вернуться с фронта с весьма незаурядными сувенирами.

Энтузиазм против голода, плакаты против микробов

Революция 1917 года, которая стала новой точкой отсчёта для истории страны, наложила отпечаток и на науку. За несколько лет медицинский факультет Московского университета лишился почти двух десятков ведущих профессоров — одни уехали, другие не смогли пережить смену политического режима. Но расписание лекций 1917/1918 учебного года доказывает, что занятия всё-таки продолжались, а фотографии того периода демонстрируют, в каких условиях: преподаватели и студенты сидят в аудиториях в пальто и шапках — отопления зимой не было.

Энтузиазм победил холод, голод и остальные бытовые трудности: уже к середине 1920-х годов московская школа медицины вновь вышла на дореволюционный уровень. Для распространения научных знаний открывались рабочие факультеты (рабфаки), а по выходным профессора читали лекции всем желающим.

В 1928 году это направление стал курировать Институт санитарной культуры, через десять лет преобразованный в Центральный НИИ санитарного просвещения. В сотрудничестве с известными художниками и поэтами, например Демьяном Бедным и Владимиром Маяковским, учреждение выпускало большими тиражами открытки, листовки, плакаты и брошюры. В них доступно излагались медицинские проблемы и простые способы их решения: «Мойте руки перед едой», «Пейте только кипячёную воду» и так далее. Наглядные пособия, украшающие сейчас одну из стен музея, висели практически везде: в школах и пионерлагерях, на заводах и фабриках, в заведениях общепита.

Медицинский факультет Московского университета расширялся: всего за несколько лет открылось 25 новых кафедр. Формат учебного заведения необходимо было менять, и в 1930 году факультет отделился от альма-матер и превратился в Первый Московский медицинский институт.

Профилактика — основа лечения

Но в переменах нуждалась не только система медицинского образования, но и система здравоохранения. Одним из главных инициаторов реформы стал профессор Николай Александрович Семашко (1874–1949), в 1918–1930 годах занимавший пост наркома (министра) здравоохранения РСФСР. Некоторые принципы он позаимствовал из дореволюционного прошлого: например, деление районов на участки, за каждый из которых отвечает один врач, фактически повторяло схему дробления на земства (в частности, Чехов и Булгаков были земскими врачами).

Новым же было предложение уделять больше внимания профилактике. Профессор ввёл ежегодные диспансерные обследования: с их помощью можно было следить за состоянием здоровья и начинать борьбу с заболеваниями уже на ранних стадиях. Пациентов отправляли лечиться в профильные клиники, а восстанавливать силы — в санатории, профилактории и дома отдыха. Довольно скоро многоступенчатая схема подтвердила свою эффективность: например, к 1941 году туберкулёз стал довольно редкой болезнью в СССР.

Другой важной заслугой Николая Семашко считается создание в 1930 году Государственного центрального института общественного питания Наркомздрава РСФСР (сейчас — НИИ питания РАМН). Это учреждение руководило исследовательской работой во всей стране.

В 1937 году Международная организация здравоохранения Лиги наций (сейчас — Всемирная организация здравоохранения) признала созданную Семашко систему лучшей в мире. Многие западные страны, например Великобритания, после Второй мировой войны начали внедрять аналогичные методики.

Тяжёлый труд и повседневные подвиги Великой Отечественной

Медицине во время Великой Отечественной войны посвящена экспозиция на втором этаже музея. Открытая в 2015 году к 70-летию Победы, она выполнена с использованием мультимедийных средств — интерактивных панелей и многофункциональных мониторов. Посетители сами выбирают, какие сведения и в каком порядке изучать, а экскурсовод в основном создаёт атмосферу, управляя звуковым сопровождением и видеорядом с помощью планшета. Такой подход выбрали по двум причинам: во-первых, это привлекает молодёжь, во-вторых, позволяет на небольшой площади разместить большой объём информации.

Впрочем, самые сильные впечатления на выставке производят традиционные предметные стенды. Например, в центре фронтового зала установлена палатка военно-полевого госпиталя. Она напоминает о тщательно отработанной советскими военными врачами системе медпомощи. У каждого была чётко поставленная задача: санитары и медсёстры бинтовали бойцов и как можно быстрее уносили их с линии фронта, врачи в медсанбате осматривали раненых и действовали по ситуации. Экстренные операции делали на месте, кого-то оставляли на лечение, других отправляли в тыл — в крупные больницы или на заслуженный отдых. Такая система позволяла возвращать в строй до 70 процентов раненых.

На витрине в палатке лежит немецкая 50-миллиметровая противопехотная мина. В 1942 году её в ходе уникальной операции (таких за всю войну провели буквально единицы) извлёк из ноги пулемётчика военный хирург Аркадий Раздьяконов, выпускник Первого Московского мединститута. Снаряд мог взорваться в любой момент, и ассистировать врачу добровольно вызвалась медсестра-сирота. Операция прошла успешно, сапёры обезвредили мину, и она стала семейной реликвией. Лишь в 2013 году сын Аркадия Раздьяконова передал её в музей.

Ещё один трофей — немецкий фонарик — кажется посторонним на стенде, посвящённом женщинам-врачам на фронте, но он помог совершить другой медицинский подвиг. Этим фонариком красноармеец освещал живот друга, который был ранен в уже занятом советскими войсками Берлине, пока Елена Макеева делала операцию прямо на улице. Её госпиталь собирался уезжать, и бойцу повезло, что у неё была с собой сумка с инструментами. Спасённый солдат потом долго писал врачу полные благодарности письма, а она бережно хранила трофейный фонарик.

Другой стенд не аутентичен, но соответствует исторической правде: столовые ножи служили скальпелями, столярные пилы — инструментами для ампутации, мох и проволока — средствами для перевязок. Всё это воссоздано по воспоминаниям врача Сергея Алтаева, ещё одного выпускника Московского меда, который почти всю войну провёл в лагере для военнопленных, где продолжал исполнять свой долг.

Экспонаты музея могут рассказать множество историй, заслуживающих слов «чудо» или «подвиг». Но многие герои, услышав это, только пожали бы плечами: они, по их мнению, просто выполняли свою работу.

Фотографии и документы предоставлены Главным архивным управлением города Москвы.